Лундин Арнольд Геннадиевич

 

С этим человеком я был так или иначе связан свыше 35 лет - значительную часть моей профессиональной жизни, из которых 15 лет мы работали бок о бок. Он был моим научным наставником и оказал на меня большое влияние, и не только в науке!  

Я увидел его впервые в начале 1960-х, когда бывшее здание издательства газеты «Красноярский рабочий» на проспекте Мира 55 было передано Науке: там разместилась Красноярская Комплексная лаборатория Института геологии и геофизики СО АН СССР, а также недавно созданная в Институте физики группа радиоспектроскопии, которой руководил А.Г. Лундин. Я работал тогда с геологами, занимался изучением возраста рудных месторождений Красноярского края с помощью изотопных измерений, и он заходил иногда ко мне, наблюдая за моими масс-спектрометрическими занятиями. Мне импонировало его любопытство, и я с удовольствием отвечал на его многочисленные вопросы. 

В конце 1963 года я решил сменить направление своей работы  и перебраться в  Институт физики Сибирского отделения Академии наук СССР (ИФ СО АН СССР), поскольку  мой тогдашний  шеф доктор геолого-минералогических наук Г.В. Войткевич готовился к отъезду в город Ростов-на-Дону, где ему была предложена кафедра в тамошнем университете.  В начале января 1964-го я отправился на приём к Арнольду Геннадиевичу, который к тому же был заместителем директора Института физики. Мы поговорили, мне был задан вопрос, чем бы я хотел заняться. Похоже, мои ответы его удовлетворили, к тому же, как сказано, он был знаком с моими прежними занятиями. Однако он никогда не принимал к себе людей в «тёмную», не наведя соответствующих справок. Он переговорил с Г.В. Войткевичем, который отозвался обо мне очень положительно. Через пару дней ко мне зашла одна из его сотрудниц - Галя Гаврилова-Подольская, с которой я был немного знаком ещё со студенческих лет. Она сообщила, что её шеф собирается принять меня в свою группу и просит зайти к нему, что я, разумеется, сразу и сделал. 

Лундин был тогда ещё молод - 38 лет, но имел за плечами уже довольно солидный жизненный и трудовой  опыт - закончил радиотехнический факультет Московского энергетического института, три года занимался наукой в должности младшего научного сотрудника в Институте физических проблем АН СССР. Среди прочего посещал там известные семинары Л. Ландау и даже попытался сдать знаменитый «экзамен Ландау» (об этом он рассказывал позднее с иронией, но не без некоторой гордости - как известно, этот экзамен сдало всего несколько самых талантливых теоретиков страны!)   

В 1950-ом он со своей семьёй перебрался в Красноярск. Вот как он сам описывает причину, побудившую его оставить свою родину - Москву. „Ученый совет ИФП рекомендовал меня заочно в аспирантуру, но меня в это время исключили из комсомола. Сейчас тем, кто не знает, что значило в то время быть исключенным из комсомола, трудно представить себе, но об этом нужно было писать в анкетах при поступлении в институт, в аспирантуру, на работу. Несмотря на многочисленные попытки директора института А. П. Александрова изменить ход дела, оно продвигалось по инстанциям и к концу 1950 г. дошло до ЦК ВЛКСМ. Его первый секретарь - А. Михайлов сказал мне: «Поезжайте в Красноярск, на завод п/я N 1, там сейчас нужны инженеры Вашего профиля и мы Вас устроим“. 

На этом заводе Арнольд Геннадиевич проработал около 13-ти лет, пройдя путь от заведующего лабораторией до начальника конструкторского бюро. И практически все эти годы посвящал свободное время занятиям наукой - вначале в пединституте, а с 1957 года - в Институте физики под руководством Леонида Васильевича Киренского, который в 1963 году предложил ему должность своего заместителя. Институт ещё только формировался, Киренский был собиратель и у него был нюх на толковых людей. Он разглядел организаторские способности молодого учёного и поручил ему курировать строительство нового здания института и всей инфраструктуры в строившемся Академгородке. Задание было не из легких при том хаосе, который зачастую царил на строительных объектах. Лундин уделял этой работе много сил и времени, использовал все мыслимые рычаги давления и влияния, чтобы работы выполнялись качественно и в срок. Позднее мне пришлось пару раз вместе с ним присутствовать на планёрках строителей и видеть, с каким упорством он добивался успеха. 

                В середине января 1964-го я приступил к совершенно новой для себя работе - исследованиям кристаллов методом ядерного магнитного резонанса (ЯМР).  Эта область физики была тогда ещё очень новой, но, тем не менее, некоторые зарубежные фирмы уже наладили выпуск исследовательской аппаратуры, которая, как всегда, была труднодоступна для советских учёнейших людей из-за валютных трудностей, и им приходилось создавать себе приборы самим, зачастую в довольно сложных условиях. В Красноярске такая деятельность началась в самом конце 1950-х, когда к совместной работе приступило три человека: А.Г. Лундин, бывший в то время заместителем начальника конструкторского бюро военного радиозавода, сотрудник института физики, выпускник Одесского университета Слава Габуда и сотрудник кафедры физики Лесотехнического института Геннадий Михайлов, специалист в области радиотехники. Эти люди поставили себе целью создать спектрометр ЯМР, провести серию исследований различных кристаллов и каждому написать кандидатскую диссертацию. Основой спектрометра послужил списанный на радиозаводе довольно большой электромагнит с напряженностью поля около 3000 эрстед, установленный на лафете от зенитного орудия, который можно было поворачивать вместе с магнитом вокруг установленного в зазоре магнита образца, что давало возможность снимать угловые зависимости спектров. Работали по вечерам допоздна, а иногда, особенно под выходные, и ночью. Вся эта деятельность проходила в огромном подвале Лесотехнического института, где можно было устроить фундамент для магнита и пытаться хоть как-то уйти от электро- и радиопомех, которые были бичом этой аппаратуры из-за слабости наблюдаемых сигналов. К середине 1963 года поставленная задача была решена - все защитили свои кандидатские диссертации, и Г.М. Михайлов отошёл от дел, сосредоточившись на преподавательской работе. Работать в подвале было крайне неудобно, поэтому спектрометр переместили в пару комнат в студенческом общежитии, и к моменту моего прихода, там был установлен магнит, а остальное оборудование кучкой свалено в угол комнаты. На начало июня в Красноярске было намечено провести первую в стране конференцию по магнитному резонансу, на которую ожидались многие учёные из разных городов, и не работающий спектрометр был для Лундина и его группы просто убийственен. Мне предстояло ликвидировать эту брешь в максимально короткий срок. 

Работа по восстановлению спектрометра началась в конце второй декады января 1964-го, а через месяц были записаны первые пробные спектры, причём удалось не только сохранить, но и улучшить параметры прибора, сделать его более удобным. Конечно, с современных позиций спектрометр был довольно примитивный, он содержал только те элементы, которые нужны для наблюдения сигнала, никаких сервисных устройств и поэтому при записи спектров от него нельзя было отойти ни на шаг. Для борьбы с помехами ламповые электронные схемы питались от щелочных аккумуляторов, которые надо было бесконечно заряжать. Поскольку уровень помех и вибрации от проходящего по улице транспорта сильно снижались в ночное время, сложился определённый рабочий ритм: днём заряжались аккумуляторы, а ночью записывались спектры, много спектров, десятки метров диаграммной бумаги. 

В таком ритме пришлось работать несколько месяцев, зато группа радиоспектроскопии смогла хорошо представиться на конференции. Участники конференции, среди которых было немало известных в науке людей, размещались в профсоюзном доме отдыха на берегу Енисея, там же проходили все заседания. Во время работы конференции были организованы экскурсии в заповедник «Столбы» и, как человек хорошо знакомый с заповедником, я познакомился со многими учёными, работавшими в области радиоспектроскопии. 

Конференция имела большое значение не только для исследовательской группы А.Г. Лундина, которая продемонстрировала высокий научный уровень исследований и стала известна в стране, но и для престижа самого института, для которого это был несомненный успех.  

Осенью 1964 года наш небольшой коллектив (помимо  Лундина и Славы Габуды упомяну Иру Виноградову и Галю Гаврилову-Подольскую, которые  активно занимались исследованиями) заметно увеличился. Было приглашено в группу    несколько молодых сотрудников, среди них были выпускники Иркутского университета супруги Олег и Людмила Фалалеевы (он физик, прошедший радиоспектроскопическую специализацию в Новосибирске у известного учёного академика В.В. Воеводского, а она - математик и программист), и выпускник Новосибирского университета, химик Михаил Афанасьев.  

Важнейшим событием, которое предопределило успешное развитие радиоспектроскопии в Институте физики на годы, было приобретение настоящего промышленного японского спектрометра ЯМР. Это оказалось возможным благодаря настойчивости Л.В. Киренского и активности А.Г. Лундина, которые использовали все мыслимые связи и контакты. Спектрометр JNM-3H-60 был по тем временам первоклассным прибором. Высококачественный электромагнит с напряженностью поля в 14 тысяч эрстед и великолепная электроника обеспечивали широкие экспериментальные возможности. Поскольку пригласить специалистов фирмы-изготовителя было невозможно из-за закрытости Красноярска для иностранных граждан, установку и монтаж мы провели сами. После первых включений выяснилось, что не работает одна из схем, но мне удалось понять причину и запустить прибор в работу. Всё обслуживание и необходимые ремонты были возложены на меня - Арнольд Геннадиевич чётко следовал важному принципу Отто Бисмарка: «За всякое порученное дело должен отвечать один, и только один человек». 

Все последующие месяцы до очередного отпуска на спектрометре велись непрерывные эксперименты. Прибор выключался только на ночь с воскресенья на понедельник, всё остальное время за пультом, сменяя друг друга, работали сотрудники. Мы все были молоды, и работа на таком классном приборе доставляла истинное наслаждение. Наш шеф нередко задерживался вместе с нами до позднего вечера. 

В начале лета 1967 года завершилось многолетнее строительство здания Института физики в Академгородке и лаборатории приступили к освоению нового здания - распределялись помещения, перетаскивалось оборудование. Для нас наиболее сложной задачей была перевозка спектрометра. Трёхтонный магнит прибора, который нельзя было подвергать ударам, надо было вытащить из помещения, где он стоял, перевезти в Академгородок, спустить по лестнице в цокольный этаж здания института, протащить через лабиринт, ведущий в предназначенное помещение и установить на заранее подготовленный мощный фундамент, не связанный с корпусом здания. Этот фундамент, а также установленный во время строительства стальной экран помещения, должны были сильно снизить уровень радио - и акустических помех. 

Лаборатория постепенно росла, Лундин привлекал к работе новых людей, возникли исследовательские группы по отдельным направлениям. Бывшая небольшая группа радиоспектроскопии превратилась в лабораторию, а в 1969-ом был образован отдел (руководитель  Лундин) из двух лабораторий: лаборатории радиоспектроскопического структурного анализа (заведующий - Лундин) и лаборатории кинетических процессов (заведующий - Габуда), расширялась и углублялась тематика исследований. Важнейшими из них были: 

- исследования в области теории магнитного резонанса, например, изучение влияния внутренних молекулярных движений на спектры ЯМР, 

-широкие исследования кристаллогидратов: изучалась протонная структура и динамика в кристаллах - от простейших органических соединений до сложных биологических объектов, 

- исследование сегнетоэлектрических фазовых переходов и природы возникновения сегнетоэлектричества, 

- исследование электронной структуры кристаллов (химические сдвиги резонанса в диамагнитных кристаллах и сверхтонкие взаимодействия ядер с неспаренными электронами), 

- исследование адсорбентов и поверхностных взаимодействий, 

- исследование кристаллов методом электронного парамагнитного резонанса (ЭПР). 

В 1967 году Арнольд Геннадьевич защитил докторскую диссертацию,  ближайший соратник  Габуда защитил её  в 1969 году, а к 1971 году,  через пять лет с момента создания лаборатории, был уже представлен и десяток кандидатских работ это свидетельства успешного развития  радиоспектроскопии в институте. 

В те годы в стране регулярно проходили так называемые «школы ЯМР», по сути, обычные конференции по разным аспектам радиоспектроскопии и исследованиям веществ этими методами. Организацию одной из таких школ принял на себя летом 1975 года Арнольд Геннадиевич. Школа проходила на борту теплохода «А. Матросов»  по Енисею по живописнейшему маршруту Красноярск - Дудинка и обратно. Для участников была также организована экскурсионная поездка из Дудинки в Норильск. Это была очень удобная форма организации массового «собрания» учёных - размещение, питание, отдых и заседания - всё в одном месте. Конференция была очень успешной и вызвала большой резонанс.  

Показателем успеха отдела радиоспектроскопии был также рост числа публикаций в самых различных научных журналах. Во всех этих работах Арнольд Геннадьевич принимал активное участие: постоянные обсуждения тематик, конкретных результатов исследований, дискуссии на семинарах. Он был демократичен, с ним можно было спорить, отстаивая свою точку зрения, свою правоту. Эти споры могли быть даже острыми. «Худой мир лучше доброй войны», - считал он.  

Один пример. Я занимался тогда исследованием семейства сегнетоэлектрических кристаллов для своей будущей кандидатской работы и на одном из объектов этого семейства получил отличный результат, который мог сильно изменить сложившиеся к тому времени представления о причине необычных свойств этих кристаллов. На радостях извлёк свой уникальный образец из рабочего пространства спектрометра, температура в котором в тот момент составляла около -110 градусов, и поместил его на хранение в холодильник. Записанные спектры впечатлили Арнольда Геннадиевича, но тем не менее он усомнился в их достоверности и потребовал повторить эксперимент. Признаться, мне это показалось излишним, но он был прав: физический эксперимент только тогда чего-нибудь стоит, если он может быть повторен многократно. Была проведена повторная запись спектров в необходимом интервале температур и, к своему величайшему изумлению и огорчению, повторить полученный ранее результат не удалось. Разочарование было огромным. Я не сомневался в достоверности первого эксперимента. Значит, причина неудачи была связана с самим кристаллом. Очевидно, при резком отогреве, в нём произошла структурная перестройка. Это предположение позднее подтвердилось, но это стоило двух лет упорной работы, зато мы были абсолютно уверены в своих результатах. Кроме того, были получены также уникальные результаты по двойникованию кристаллов, украсившие мою диссертационную работу. Такой подход к исследованиям был для  Лундина- типичным. 

Особой заботой для него было развитие методик и создание новой исследовательской аппаратуры. Были разработаны высокотемпературные датчики ЯМР, аппаратура для записи спектров при высоких гидростатических давлениях; стартовали первые опыты по автоматизации эксперимента и обработке спектров ЯМР, в частности, вычисление вторых моментов этих спектров; начали развиваться импульсные методики ЯМР. В начале 70-х, он предложил заняться исследованиями при гелиевых температурах, и мы приступили к освоению непривычной для нас области температур, тесно связанной с дальнейшим расширением криогенной станции института. Он вообще приложил исключительно много усилий для развития этой станции, и именно благодаря Лундину в институте возникла гелиевая техника и, как следствие, гелиевая тематика. Мы были пионерами в этой работе.  

Становление новой исследовательской тематики, завязанной на использование жидкого гелия, проходило довольно трудно по разным причинам, в частности, из-за непригодности имевшейся аппаратуры для работы в низкотемпературной области. Надо было вести активные приборные разработки, и Лундин начал формировать сильную инженерную группу. Постепенно сформировалось и главное направление: создание нового спектрометра ЯМР с магнитным полем не менее 50 кэ, что в пять раз превышало напряженность поля, с которым мы работали до сих пор. Такое увеличение напряженности магнитного поля должно было значительно расширить экспериментальные возможности спектрометра, например, его чувствительность, а также ряд других параметров, о которых упоминать здесь нет смысла. Столь сильное поле предполагалось получить с помощью соленоида, намотанного сверхпроводящим проводом, производство которого вслед за зарубежными фирмами было освоено также в Советском Союзе. Задача была невероятно сложной, тем не менее, уже к 1974 году был создан первый вариант прибора, разумеется, ещё весьма «сырой» и который, конечно же, нуждался в серьёзных доводочных работах.  

Арнольд Геннадиевич всегда придавал большое значение тому, что англичане обозначают словом publicity, - представление наших работ на всесоюзном и международном уровне, многочисленные контакты с миром учёных, участие в работе созданной в АН комиссии по радиоспектроскопии, и т.д. 

Наш прибор был выставлен на ВДНХ (Выставка достижений народного хозяйства), отмечен медалями и вызвал оживлённую дискуссию. На следующий год новый, сильно доработанный, вариант спектрометра был выставлен на международной осенней школе ЯМР в Лейпциге. 

Отдел радиоспектроскопии в Красноярске стал среди специалистов признанным центром ЯМР-приборостроения.  

 

Отмечу, что разработка прибора к этому времени уже была частью большой академической программы, целью которой было создание целой серии приборов и установок для научных исследований. Отставание страны от мирового уровня в этой области (если бы только в этой!) принимало угрожающие размеры и некоторые энтузиасты в Академии наук, среди них и  Лундин, пытались хоть как-то спасти положение, создав большую программу и «пробив» некоторое финансирование. Благодаря этим усилиям, руководство Управления научного приборостроения Академии решило запустить наш спектрометр в малую серию на заводе Экспериментального приборостроения Академии наук в Черноголовке. Эта работа растянулась на несколько лет и завершилась выпуском серии из десяти приборов. 

В ноябре 1979 года Арнольд Геннадиевич официально сообщил нам о том, что он покидает Институт физики и уезжает в Москву. Собственно, его всегда тянуло в столицу, в город, где прошли его молодые годы. У него была дача в Подмосковье на станции «Отдых», где он проводил большую часть своих отпусков и куда иногда приглашал и некоторых своих сотрудников. Поэтому неудивительно, что он приложил множество усилий, чтобы вернуться «домой», задействовал для этого нескольких своих, весьма влиятельных в АН учёных, с которыми был близок ещё в далекие школьные годы, пробил специально для себя создание новой лаборатории в Институте Химической физики АН, в его «закрытом» филиале в Черноголовке. Я бывал в этом филиале - там в то время действовал весьма строгий режим.  

Накануне отъезда в Москву он пригласил меня на лыжную прогулку. Мы шли по прекрасным заснеженным окрестностям Академгородка, и он рассказывал о своих планах на будущее. Я считал предпринятый им шаг глубоко ошибочным и призывал отказаться от своего намерения. «Эвальд, вы не понимаете», - ответил он. Разумеется, я не мог знать и понимать все мотивы его действий, но уже давно знал о его намерениях, по меньшей мере, ещё за полтора года до этого от моих московских знакомых. Один из них незадолго до события даже рассказал мне, что соответствующие органы не позволят Лундину работать в этом режимном институте. Арнольд Геннадиевич видимо решил, что времена, когда из-за бежавшего в США брата его исключили из комсомола в 1950-ом, когда ему не позволили выехать на Международную конференцию в Прагу в 1966-ом, ушли окончательно, тем более, что несколько лет спустя, в начале 1970-х, ему был разрешен выезд на научную конференцию в Бухарест, куда мы отправились тогда вместе. Он ошибся.  

И похоже, он не совсем адекватно оценивал прочность своих позиций в столичных научно - административных кругах, совершил ряд деловых ошибок, с парой которых мне пришлось столкнуться и нивелировать их ещё в 1970-е годы. Я никогда не говорил ему об этом, не желая его огорчать. 

Вскоре он и сам осознал, что совершил ошибку и решил вернуться в институт, но ему было отказано. Конечно, это было неправедное решение, принятое из-за неприязни тогдашнего влиятельного заместителя директора института К.С. Александрова и личной заинтересованности его жены, и имело очень сложные последствия для созданного  Лундиным научного подразделения.    

Конечно, его профессиональная деятельность не закончилась на этой печальной странице его жизни. В течение многих лет он возглавлял кафедру физики Технологического института в Красноярске, собрал вокруг себя энергичную молодёжь, участвовал в научных конференциях, поддерживал контакты с миром учёных. И всё же, как мне кажется, что-то сломалось в нём. Он не смог избавиться от горечи, порождённой крахом  планов, несправедливым к себе отношением руководства института. Травма для него была слишком серьёзной, чтобы относиться к ней равнодушно. Но, конечно, не этим остаётся человек в памяти своих друзей и соратников. Свыше сотни добротных публикаций в отечественных и зарубежных научных изданиях, монография, почётное звание «Заслуженный деятель науки РСФСР», память о нём его учеников - итог жизни в Науке этого талантливого человека. 

 P.S.  Детище Арнольда Геннадьевича  в своём первоначальном замысле просуществовало свыше сорока лет, постепенно трансформируясь к своему современному состоянию под названием «Лаборатория радиоспектроскопии и спиновой электроники» с неизбежным, радикальным изменением тематики исследований. Прекрасный обзор научной деятельности этого подразделения института за эти годы сделан доктором физико-математических наук В. Е. Зобовым в сборнике, посвященном 50-летию Института физики - «50 лет ИФ СО РАН».  

Kirchheim unter Teck, 09.2019 

Эвальд Зеер
24.08.2015

Ссылка на фотолетопись Института - Лундин А.Г.